Самый вредный из людей - это сказочник-злодей! (с)
Вот он и наступил - мой месяц. Лето официально закончилось, и не менее официально началась осень. Москвичи, говорят, у вас там дождь? Сейчас я напеваю и собираю вещи. Самолет в Москву вечером. На день рождения я очень захотел вернуться домой.
Самый вредный из людей - это сказочник-злодей! (с)
Есть вещи, которые невыразимо приятно делать только осенью. Она вот-вот наступит. Буквально через несколько часов. Поэтому - полезно вспомнить, что теперь официально можно делать. Неофициально, конечно, все это можно делать в любое время года. Но согласитесь, когда время года и осеннее ощущение дела свопадают, удовольствие гораздо больше. За вас рассказывать не стану (надеюсь, сами расскажете), поведаю о себе. Осенние ощущения складываются для меня в узор. Я вообще часто меряю жизнь ее узорами. Где-то красиво вышито, гладью, а где-то крестиком и не очень. Где-то стразы, тут бисер, тут бантики - словом, красота неописуемая, иногда богато-восточная, иногда строгая, как на старинных гобеленах. И в этот узор вплетены ощущения, чувства, мысли. Осенний узор для меня - это... Конечно же, плед. Большой, теплый и мягкий. А можно - чуть жестковатый, шерстяной, но тогда обязательно в крупную клетку. Когда за окнами прозрачная холодная синева или серовато-жемчужный дождь, такой плед - именно то, что нужно. Это горячий чай с лимоном и половинкой ложечки сахара. Причем пить этот чай надо непременно вечером, когда за окном уже сгустились сумерки и желтыми кляксами плывут фонари. Тогда нужно включить лампу над столом в кухне, заварить чай, достать хорошую книжку и... Это первый теплый шарф. Либо вязаный, либо шерстяной и полосатый. Я, к сожалению или к счастью, неутомимый поклонник шарфов. Помните КВН-овскую команду одесских джентльменов? Они все время носили белые шарфы. Такая у них была командная форма. Осенью я сам себе напоминаю такого джентльмена: даже дома, бывает, набрасываю на шею шарф. Это - особенно в начале сентября - шарлотка, испеченная мамой. Тогда привозят с дачи большие душистые яблоки. От такой шарлотки по всему дому целый день держится стойкий вкусный запах. Это прогулка по лесу вместе с Сезанном. Золотистая шкурка лабрадора, золотой полет листвы, солнце копьями сквозь кроны деревьев - так, что кажется, лучи торчат во мху и их можно выдернуть - и, подбросив в руке, отправить в полет. Это утренний кофе, прозрачные стекла, вершины елей за забором и клавиатура ноутбука. Закипающий чайник на столе - его звук. Вся эта картинка вместе. Это негромкая музыка в наушниках, когда идет дождь. Это еще много вещей, но я устал печатать
Самый вредный из людей - это сказочник-злодей! (с)
*** Трогать дождь и трогать ветер, трогать небо, У тебя всего лишь пять минут осталось. Крики чаек - чайки долго просят снега, Но пока у них есть тучи и усталость. Город спит. Он твой, не твой, не разберешься, Он весь в камне, как в доспехах. Не касаясь Стен, идешь по темной улице на площадь, Где танцуют танго тени с голосами. И пространство распахнется звездной пылью - Так легко дышать, мечтать, бежать, смеяться, И как в старом черно-белом добром фильме, В титрах будет "Они жили лет сто двадцать"...
Мокрый ветер снег несет - ну наконец-то. Чайки счастливы, а город греет руки В теплых варежках кофеен, как из детства, И тебе приносит запахи и звуки.
Самый вредный из людей - это сказочник-злодей! (с)
*** Вот ты говоришь – напиши о Ней, а как я могу писать, Когда темнота ее мягких дней запуталась в волосах? Струится песок, пробегает миг, и листья трогает ржа. Вот ты говоришь – напиши о Ней, но как перестать дышать? И шаг, и другой, и песок течет, бежит из-под ног в моря, Какой-то немыслимый был скачок – и что, это было зря? Вопросы, ответы, последний час, и сны теперь - наяву. О Ней можно только шептать. Кричать. Но столько не проживут.
Самый вредный из людей - это сказочник-злодей! (с)
*** Заснул - весна, проснулся - опять зима, Разбуженные морозом, скандалят птицы. И я не понял - она ведь пришла сама, Любовь - когда же я, к черту, успел влюбиться? В их руки, речитатив, даже в их дома, Во взглядами разбуженные страницы?..
Сандалом пахнет, улицами и сном. Я мучаюсь, и, не в силах понять спросонок, Тянусь за кофе. Тихо вздыхает дом, На кресле кот дурачится, как ребенок: Игрушку треплет и радостно бьет хвостом. И иней на ветках ив нереально тонок.
И звоном чашки о блюдечко - их слова, Картины и зарисовки, их жизнь навылет, Их истинное умение целовать, Их небыли - и тут же, конечно, были, Суровый груз проблем... и едва-едва Все звездами присыпано, будто пылью.
Когда успел... Я перебираю дни, Они неспешно складываются в годы. Да, чтобы по-настоящему быть одним, Чтоб не с кем и перемолвиться о погоде, - Не так бы жить. И не зажигать огни, Чтоб все нашли дорогу под небосводом.
...Остывший кофе, жизни бегут рекой, И ветер пахнет всё же весной - не скукой. Каким бы я был, когда бы своей рукой Я не отыскал далекие нынче руки? В них все - тишина, любовь, разговор, покой. На Enter - щелчок. И вновь начинаем: "Ну-ка..."
Самый вредный из людей - это сказочник-злодей! (с)
Сегодня у меня случилось 500 постоянных читателей (и я видел, Milady shamAnka, кто в этом виноват ). 500-й читатель - s@nja. Получите же в подарок небольшую картинку
Мне сказали, что такое количество читателей на дневниках, оказывается, много значит и глаголет о популярности. Честно скажу, к популярности никогда не стремился. Те, кто читал мой дневник с начала, помнят, что я пришел сюда просто так, дабы развеять скуку и многое из того, что следовало развеять. За эти четыре года многое изменилось. Я сам изменился. Надеюсь, что в лучшую сторону. Тогда, в 2004 году, я не думал, что буду вести этот дневник постоянно. Всего лишь хотелось отвлечься ненадолго, и потом - я предполагал - я эту игрушку брошу. Поэтому первые записи особой информативностью для окружающих не отличались и, выдранные из контекста, практически утрачивали смысл. Но вот - втянулся. И сейчас этот виртуальный дневник - довольно большая часть моей жизни. Особенно в последнее время, когда "снова между нами города, снова мы оторваны от дома". Я хочу поблагодарить всех, кто меня читает и комментирует. Не буду прикидываться излишне скромным и делать удивленное лицо - дескать, я не догадываюсь, почему вы здесь. Логично предположить, что я вам нравлюсь, и нравится то, что я пишу. Это замечательно, очень приятно мне и в достаточной степени лестно. Не скрою, мне нравится общественное внимание, хотя специально я за ним не бегаю. Но некую дозу его я должен получать, чтобы ощущать себя цельнее. И от слова "целостность", и от слова "цель". Поэтому я хочу сказать вам, как мне помогают ваши слова и записи, и как я вам благодарен за то, что вы - вот таким странным, виртуальным образом - есть в моей жизни. Понадеяться, что моя жизнь, касаясь вас, приносит вам приятные ощущения. Я вас люблю.
Самый вредный из людей - это сказочник-злодей! (с)
...Они поехали на вокзал. В вокзальном ресторане сидели на грязных пластиковых стульях, пили чай. Зал был заполнен заспанными пассажирами. У стены вдали от столиков сидела кучка бомжей. К ним иногда подходила официантка и что то раздраженным голосом говорила. Время от времени кто нибудь из бомжей вставал и просил милостыню у пассажиров. К столику Марцина и Блажея подошла исхудалая девушка с лицом землистого цвета, одетая в черную порванную болоньевую куртку и белые леггинсы, сквозь которые просвечивали черные трусы. Она протянула дрожащую грязную руку в синяках и засохших струпьях и пробормотала что то невразумительное. Блажей тут же высыпал ей на ладонь все мелкие деньги, что были у него в кошельке. Девушка судорожно стиснула руку и, опустившись на колени, стала собирать монеты, укатившиеся под стол. Блажей сорвался со стула и принялся помогать ей. – Ради бога, простите меня, – сказал он, подавая ей поднятые с пола монетки. Девушка молчала. С трудом, опираясь рукой на стол, она поднялась с коленей и, не произнеся ни слова, вернулась к группе бомжей. – Блажей, скажи, что чувствует человек, когда делает то, что делаешь ты? – спросил Марцин. – Ты имеешь в виду эту девушку или что то менее важное? – улыбнулся Блажей. В первый раз за несколько часов, что они провели вместе, он улыбнулся. – Разумеется, куда менее важное. Ну, скажем, тот пептид, над которым ты сейчас работаешь. читать дальше- Знаешь, Марцин, когда я вижу такую жизнь, как здесь на вокзале, мне кажется: все, что я делаю, не имеет никакого значения. Но ничего другого я делать не умею. Спрашиваешь, что я чувствую? В последнее время в основном усталость и неудовлетворенность. А если имеешь в виду тот пептид против ВИЧ, то еще и агрессивность. В мире только NIH может выложить достаточно денег, чтобы склеить пептид Т. Только там есть критическая масса свободных денег, талантливые мозги и соответствующая аппаратура, чтобы проделать эту работу. Но N1H до конца не верит, что какой нибудь пептид сможет блокировать вирусы. А деньги в NIH делит мафия титулованных старцев, которые верят исключительно в химиотерапию. Они предпочитают травить людей старьем родом из шестидесятых годов. Они СПИД спутали с раком. Наихудший пример старческого слабоумия. Может, ты слышал? Это называется AZT и действительно останавливает размножение ВИЧ, но это все равно как если бы ты глотал соляную кислоту в таблетках и запивал лизолом. У тебя разрушается печень, выпадают волосы на голове, на лобке и даже брови и ресницы. И тем не менее NIH сделал ставку на AZT. Глотаешь эту мерзость и продолжаешь жить. Вот только никто не спрашивает, как продолжаешь жить. В статистических отчетах учитываются только дополнительные месяцы жизни, умноженные на количество больных. При использовании AZT результат этой таблицы умножения сейчас выглядит лучше всего. Вот только никого не интересует, как живут эти люди и хочется ли им жить на этой отраве. Но NIH – это не общество милосердия, и там не интересуются такими пустяками, как качество жизни. Учитывается только, насколько она с помощью химии продлевается в пересчете на человекомесяцы. Такие данные очень эффектно выглядят в таблице «Эксель», приложенной к отчету. А по нашему пептиду пока еще нет никакой статистики, которую можно процитировать в меморандуме для какой нибудь шишки. Более того, у нас затруднения с публикациями. Их стараются придерживать или в лучшем случае печатать с опозданием. Им кажется, что они все знают. Такие всего страшнее. С ними трудно бороться. Они как масонская ложа, состоящая из лиц, имеющих дипломы как минимум двух, естественно американских или британских, культовых университетов. Из биохимиков они превратились в обычных бухгалтеров, хотя им кажется, будто они являются великими архитекторами вселенной. Что до меня, то я предпочитаю обычного бухгалтера с единственным дипломом, причем полученным при заочном обучении, а еще лучше – переквалифицировавшегося в бухгалтера учителя польского языка, закончившего какой нибудь провинциальный педагогический институт. У них нет такого самомнения, и порой они даже слушают, что им говорят. Что из того, что кто то учился в двух университетах? Теленок тоже может сосать двух коров, но из него все равно вырастет обыкновенный бычок. То, что делаем мы, для них чересчур ново и чересчур революционно. Это немножко напоминает Моцарта. – Моцарта? – оживился Марцин. – Почему именно Моцарта? Блажей усмехнулся: – Помнишь сцену в «Амадеусе», когда Сальери в приступе зависти и ревности публично обвиняет Моцарта в том, что в его последнем сочинении «слишком много нот»? То же самое и с нашим пептидом Т. Так называемые эксперты, нынешние Сальери современной нейроиммунологии, всюду кричат, что в нашем пептиде «слишком много нот» и, по их мнению, сама мысль лечить им СПИД – чистой воды абсурд. Мне всегда казалось, что чем человек менее интеллигентен, тем больше он убежден в абсурдности того, что ему непонятно. Мир со времен Моцарта не изменился. Люди такие же нелепые: больше ценят свое мнение, чем реальность. И точно так же, как когда то, забывают, что прогресс осуществляется исключительно благодаря реализации того, что сперва кажется невозможным. Сейчас у нас этап поиска других экспертов, которые заметят, что нот ровно столько, сколько необходимо. Занятие это страшно нудное, с наукой имеющее мало общего, и состоит оно главным образом в почесывании и щекотании чьего то раздутого, как воздушный шар, эго. Как только достаточно хорошо почешем несколько отобранных эго, тотчас же начнем клянчить деньги. Нет никакой разницы, клянчишь ты одиннадцать миллионов долларов на проект или злотый на булку. Если нищенство не стало твоим образом жизни, то к концу дня испытываешь точно такое же унижение. Я не слишком отличаюсь от той девушки, что недавно просила у нас милостыню. В последнее время основным моим занятием является участие в коллективном нищенстве. И подобно ей, я, как только что то выклянчу, поделюсь со всеми участниками группы, – иронически улыбнулся Блажей. – И точно так же, как те, что сидят у стены, я бездомный. Разница лишь в том, что я, идиот, бездомный по собственной воле…
Самый вредный из людей - это сказочник-злодей! (с)
*** Осень упадет тебе на плечи Звездным неистрепанным плащом, И тебя согреет темный вечер, Можно будет попросить еще. Вечеров так много на добавку, Словно сливки в кофе наливать – Он, осенний вечер, легкий, плавкий, Вдруг придет и сядет на кровать. Он придет и с ворохом историй, И с друзьями, что попросят чай, И с воспоминаньями о море, О тропинках, слухах и ключах. Музыку послушаете вместе, Вместе же посмотрите кино… И, сказав тебе «до завтра», вечер Удерет потом через окно.
Самый вредный из людей - это сказочник-злодей! (с)
*** У чая мягкий привкус того лимона, которым в детстве, может, мечтаешь стать - Висеть на дереве, слушая перезвоны в соседней церкви с росчерками креста, Качаться в листьях, солнце ловить боками, и черенком улыбаться - так может быть. Потом тебя сорвут и помнут руками, но кто из нас хозяин своей судьбы? Лимон - не так и плохо. Смешно, пожалуй. Немного странно, но на один лишь миг. Еще ты можешь быть трещиной и пожаром, и вкусно пахнуть пылью старинных книг, Ты можешь быть молочным жемчугом, кошкой, которая на подушках на солнце спит, Кофейником, телефоном, тропой, морошкой, горой, откуда на реку прекрасный вид. Ты можешь быть всем тем, чем ты быть захочешь - тут главное, все вовремя захотеть. ...Все сказки сложены снова в корзинку ночи. И чайник нежно булькает на плите.
Самый вредный из людей - это сказочник-злодей! (с)
*** Самым правильным этой ночью будет спать и не видеть снов. От луны остается огрызок, даже жалко его доесть. Ты сидишь, прислонившись лбом и дыша на ночное стекло, Звезды падают за дома, бьют по клавишам – фа-диез. Утро комкается в висках, до него еще далеко – Но ты слышишь шелест травы, видишь все силуэты крыш На восходе. И громким звоном – в жестяное ведро молоком – О себе вдруг напомнит тот, кому сам ты не позвонишь.
Самый вредный из людей - это сказочник-злодей! (с)
*** Апокалипсис будет завтра. Завтра рухнет на плечи небо, И осколки изранят кожу. Тучи ватой забьются в рот. Под ногами асфальт исчезнет, провалившись в сырую небыль, Не успев на прощанье мявкнуть, растворится в безвестном кот. Апокалипсис будет завтра. Вихрь до неба и уголь в горле. Не успеешь сказать, увидеть, позвонить, написать письмо. И привычное станет глупым: и кафе, где неплохо кормят, И оценки за три зачета, и не выжатый в чай лимон. Но пока - догорает солнце. Облака истекают цветом. В кухне мама готовит ужин, напевает опять попсу. На балконе отец вздыхает: предпоследняя сигарета. Ты рисуешь солнце и пишешь: "Апокалипсис на носу".
Самый вредный из людей - это сказочник-злодей! (с)
Совсем скоро осень, мое любимое время года. Осенью я надеюсь вернуться домой, потому что, несмотря на отличный сервис и "за окошком Альпы", я уже немного устал от заграницы. По дому, конечно, скучаю страшно - по самому дому, по звероферме. Не говоря уже о Денисе, который прилетит только сегодня к вечеру и которого я не вижу всю неделю. Ну, да не будем о грустном, будем лишь о хорошем. Написал вам много стихотворений. В основном криво на листочках. Буду постепенно перенабивать. В окрестностях был обнаружен целый кошачий выводок. Сейчас пять штук котят, подросшие, неимоверно полосатые, ходят на террасу клянчить закуску. Все их подкармливают, так что скоро эти маленькие колобки будут не ходить, а перекатываться.
Самый вредный из людей - это сказочник-злодей! (с)
*** Приближается осень. Я трогаю небо ладонью И мешаю, как кофе со сливками, звездную ночь. Жестяная луна - Как открытая крышка бидона, Треск полночных цикад - как в бесплатном хорошем кино. И неважно, кто, где этот фильм торопливо снимает, Проявляет всю пленку под утро, сосет кофеин, Слышит, как за окном просыпается город. Трамваи, Заблудившись, звенят. И герой остается один. Приближается осень. Прозрачная, как паутина. Утром воздух вдохнуть - как воды из колодца глотнуть. У воды привкус мха и холодной серебряной тины, В ней запутались звезды и ночь, чтоб смотреть на луну.
Самый вредный из людей - это сказочник-злодей! (с)
Троюродная сестра Ирочка попросила от меня в подарок на день рождения песню, которую она сможет исполнять под гитару. Так как я не поэт-песенник, то долго отказывался. Но Ирочка была так убедительна, что в итоге я сдался. В результате по-прежнему не уверен, но что получилось - то получилось.
*** Мы едем на запад, плача, терзая струны, И наша тоска растворится в дорожке лунной, В траву полевую вплетется полынный ветер. Мы едем на запад, мы едем и ставим сети. Мы едем на запад. Нас много - ты, я, они, папы, мамы, В шарфах полосатых, в больших и смешных панамах, В штанишках с подтяжками, в топиках и футболках, На "ауди", на метлах и на двуколках Мы едем, едем, едем, едем на запад. На западе солнце купается в океане, На западе воду можно пить из-под крана, Там люди танцуют на улицах и площадях, И кажется, что Нет правильней этого танца, И в нем, как в приливе, можно ночью купаться, Бродить по камням и долго стоять под балконом, Да так, чтоб узнал весь мир, не только Верона, Не только Венеция, Рим, Париж или Лондон, Но чтобы узнали и там, откуда мы родом, - В том маленьком городе, В маленьком городе, В маленьком... Солнце встает и садится, смеясь, играет, Мы едем по обочинам ада и рая, Мы едем к краю земли - к заветному краю, Откуда икары прыгают и не сгорают - Мы едем, Мы едем, Мы едем, Мы едем на запад... На запад... На запад...
Самый вредный из людей - это сказочник-злодей! (с)
Так я и думал, что этим закончится. news.mail.ru/politics/1933651/ Это же было ясно как Божий день. Российские СМИ вопят о том, как злобные грузины добивают миротворцев и осетин. Грузинские СМИ вопят о том, что россияне обнаглели и что сейчас они как устроят войну. Саакашвили, этот импозантный человек-фантом, припадает к широкой груди Америки. Что ответит Америка? Все с самого начала было видно. Так конкретно. Так прозрачно. Красивый день для того, чтобы начать войну.
Самый вредный из людей - это сказочник-злодей! (с)
Завтра рано утром Денис сядет в самолет и прилетит ко мне, как делает это каждые выходные. Все остальные пять дней я скучаю без него. Но завтра - уже завтра. И, знаете, с возрастом начинаешь ценить, а не только проклинать то, что время идет быстрее
Самый вредный из людей - это сказочник-злодей! (с)
Почти подобрал стихотворения для сборника. Надеюсь, осенью, вернувшись в Россию, я все-таки его сделаю. Думаю об иллюстрациях. У меня есть знакомые художники-профессионалы, но у меня со всеми чисто деловые отношения. Не те, которые требуются для этого маленького домашнего безобразия. Вопрос поэтому остается открытым.